Часть I
Глава I
Черт у бутылки долго изгалялся,
Мне корчил рожи, испуская свет,
Я изловчился, он таки нарвался,
Теперь вот жарю, гада, на обед.
Так прыгает, что свалит сковородку,
Гнет маты, пальцем крутит у виска,
Пора на грудь еще накинуть сотку,
Пусть чертик подрумянится слегка.
Глотнул стаканчик, рукавом занюхал
И сразу к закуси, но лучше б я подох –
Яйцо протухшее с давно прокисшим луком
По вкусу точно кирзовый сапог.
Тут на поминки вся родня сбежалась,
А мне не встать, не шевельнуть рукой,
Я выплюнул все то, что не жевалось,
Пусть радуется сволочь, что живой.
Зал для транзитных пассажиров к моргу,
Как в телевизоре стекло – в палату дверь,
Попрятали под маски козьи морды,
Все черти психами прикинулись теперь.
По капли в вену муть – видать солили,
К кровати руки – не порвать ремни,
В припадке бился, чтоб освободили,
А то живьем сожрут меня они.
Втроем дебилы бродят по палате,
Из пасти капли голода слюной.
А этот с вилкой, рядом на кровати,
Оскалился мне заячьей губой.
Смотрю на дверь, как будто на экране
Сидит сестра, две ляжки, а меж ног
Знакомый черт зализывает раны,
Тот, что по вкусу – кирзовый сапог.
Но чувствую, тихонько отлетаю,
Здесь все повязаны, с чертями заодно,
Открылась дверь, видать ворота рая –
Другое начинается кино.
***
Проснулся утром, баба с бородою
Мне строит глазки, сидя на окне,
Или мужик, скотина, но с косою,
Ну рожа, прям мурашки по спине.
Исчезни, нечисть! Сволочь, привязался!
Хотите, вам секрет открою свой –
Гробов и трупов до смерти боялся,
Пока я думал, что еще живой.
Свои поминки что-то не припомню,
Когда от морга с музыкою гроб,
Что на плечах тебя несут, как ровню,
И на прощанье все целуют в лоб.
На Рай-то здесь не очень все похоже,
Но Ад, сдается, выглядит не так.
Кровати с вязками – пожизненное ложе,
И каждый первый – конченый дурак.
Пришла сестричка, сразу просветила,
Мол, я в больнице, не совсем простой,
Что «белая горячка» приходила,
Скажи еще спасибо, что живой.
А эта баба, значит, с бородою –
Реальная, но баба не совсем,
Ну а мужик тот, значит, что с косою,
Выходит, баба с массою проблем.
По психам спец приплелся лишь к обеду,
Здесь и под вечер может быть обход,
Сказал, что вряд ли я домой поеду,
И долго тыкал пальцами в живот.
Я сразу в крик: «Даешь свободу, сука!»
И шасть к окну, и на тебе – облом!
Медбратья примотали к телу руки.
Все просто, начинается «дурдом».
***
Теперь мой адрес – почта полевая,
Чуть-чуть левей в лесок от ТЗБ.
Я от безделья ночью изнывая,
Стучу башкой, как дятел, по трубе.
В одной палате – двадцать два урода,
Семь идиотов и один кретин.
Все для меня они враги народа,
Лежу нормальный только я один.
Таблетки отдаю теперь соседу,
Ему плевать, он «шизик», все сожрет.
На стуле утром к главврачу поеду,
Но только сяду задом наперед.
Мне так легко и весело живется,
Могу убить кого-нибудь шутя,
Кто головой до крови в стену бьется,
Другой дебил рыдает, как дитя.
Соседу накатил вчера по роже,
Да ни за что, дал в морду просто так.
Как ни крути, а я, выходит, тоже
Теперь такой же, как и все, дурак.
Нам главное, чтоб принесли «колеса»,
И задницу подставить под иглу –
Решаем только эти два вопроса.
Разборка дальше: кто сказал «козлу»?
Кто за «козла» перед толпой ответит?
Кому мешал сегодня левый глаз?
Что воете, уроды, словно дети?
Я псине отдаю команду «фас».
Мой верный пес, мужик тот, что с косою,
А может баба та, что с бородой,
Харкает ядом и плюет слюною,
А уши грызть, так это – сам не свой.
***
А здесь компания какая,
Подумать только, высший свет:
Два белокурых Будулая,
Чубайса три, второй – брюнет.
Три Жириновских, два Гайдара,
Фрадков, Явлинский, Жуков, Греф,
Филипп Киркоров, рядом пара,
Распутина, но дама треф,
Кристина, Алла, Ельцин Боря,
Наполеон, Кутузов, Блок,
Шукшин Василий, кличка «Горе»,
Что отмотал последний срок.
Комплект генсеков, с ними Ленин,
Царей с царицами набор,
Шекспир, а рядышком Есенин,
И Кастро – вечный командор.
Да разве вспомнишь этак сразу!
Чапаев, Брежнев, Горбачев,
Лаврентий Берия, зараза,
Два Буша, Блэр и Куклачев.
Надели маски все уродов.
Бал-маскарад, и мы спешим,
Я – вождь вождей, «отец народов»,
На пару с Господом своим.
***
Могу теперь ответить смело,
Кто утверждает: «Это чушь».
Здесь преисподняя для тела,
И Рай здесь для усталых душ.
Пять корпусов – как континенты,
Что ни палата, то страна.
Рождаемость по экспоненте,
Полным коробочка полна.
Здесь человек, презревши время,
Пространство в клочья разорвал.
По крохам собранное семя
Само взойдет на пьедестал.
Шаг от великого к смешному,
Смешались жертвы, палачи,
Злодеи, гении… Как дома
Приходят ближе к полночи.
Жизнь отразилась искаженно,
Как будто в зеркале кривом,
В сознании «умалишенном»,
В круговороте неземном.
***
Наш желтый дом – это планета,
А части света – корпуса.
Под Новый год, в средине лета,
Здесь происходят чудеса.
Пока главврач еще не пьяный,
Завхоз шмонает пищеблок.
«Целковый» вечно деревянный,
С овцы паршивой шерсти клок.
Нагроможденье непоняток
И околесицы стога.
От долгого чесанья пяток,
В конце концов, болит нога.
Давай вернемся снова в тему,
На всем другом поставим крест,
Пускай возникшую проблему
Решает всенародный съезд.
***
У нас идет Конгресс Всемирный
Для всех народов и времен.
Иисус всевышний и всесильный –
И тот на сходку приглашен.
Иосиф, не отец Исуса…
(Но я не помню, может быть.
Еврейки, в общем, дело вкуса,
И кто мне сможет возразить).
Когда ушел на повышенье
Я в 53-м, по весне,
То улетал без сожаленья
И понимал – хана стране.
Я вождь вождей, «отец народов»
(Кто так сумеет нагрешить?)
Придется в обществе уродов
Дела земные завершить.
***
В повестке дня один вопрос:
«Это начало Конца Света?»
Мне избран первый зам – Христос,
Генсек кто, ясно без ответа.
Кто спрятаться там не успел,
Есть миг до Светопреставленья.
Я вышел к трону, молча сел,
Ну что же, начинаем пренья.
***
Взял слово представитель Бога,
Его нам нечем удивить,
Он болевую грань порога
После креста смог опустить.
Когда-то сделал ход разумный,
Чтобы невинность сохранить,
Пришлось ему в наш мир безумный
Через… по-русски выходить.
Его за это и распяли,
И он, как вестник здесь Конца,
Сказал: «…вы, суки, все достали»
Его приемного Отца.
Пора планету голубую
От всякой скверны очищать.
Кого оставить? Часть какую?
Ему с папашею решать.
А эту плоть зимой в морозы
Алкаш (он был уже готов)
С обширным атеросклерозом
Оставил, Сашка Иванов.
А у кого здесь есть сомненья,
Зри в корень, вширь смотри и вдаль.
Сказал уже свое решенье
Наш Генеральный секретарь.
Что пьете только пьянства ради,
Грех растворили в наркоте,
А мужики сплошные б…ди,
И бабы все давно не те.
Так что конец закономерен,
Другого нет для нас Конца.
Судить всех будем, я уверен,
Только от Главного Лица.
Встал Моисей: «И было Слово,
Мы Богом избранный народ.
Я сорок лет водил и снова
Евреев поведу вперед,
И нам не нужно разрешенья…»
Ему я вежливо: «Заткнись!
Другого здесь не будет мненья,
Ну-ка, Лаврентий, разберись».
А он: «Я главный, прочь сомненья,
Рот правде кляпом не заткнешь».
У сумасшедшего сомненья
Проходят, когда сильно бьешь.
Хохлы достали банку браги.
«Богдан Хмельницкий, подь сюды!»
«Хай едут москали-бродяги,
А хлопцам до Хакаманды.
Мы пьем за Вильну Украину
Последний тост, на посошок,
Чтоб ветер дул попутный в спину,
Да в торбе сала был кусок».
Их на помойке подобрали,
Побрили, разогнали вшей.
Один калмык, другой татарин
Да два бича из латышей.
Что с них возьмешь – шизофрения,
И даже сало им не в масть.
Их расплодилось по России,
Что негде яблоку упасть.
Тут Штаты хором загалдели,
Их набралось аж сорок душ:
«Вы что, здесь скопом обалдели?
У нас четвертый каждый – Буш!»
А Рейган, главный их оратор,
Орал: «Империя здесь зла».
Ну, надо ж, сволочь, провокатор,
Еще грозил все сжечь дотла.
Визжал, зеленую, как доллар,
На всех разбрызгивал слюну
(Как хорошо, что сам то помер)
И требовал отдать Луну.
Он был сантехник до дурдома
И пил, а кто там без греха,
С какой-то матерью и ломом
Провел реформу ЖКХ.
Теперь соседнюю палату
От террористов защищал,
На вязках каждый вечер в Штаты
На койке тихо улетал.
***
Но вот поднялся главный кормчий,
Великий Мао слово взял,
Сказал, что всех нас, между прочим…
Всем стало ясно, где видал.
На поле рисовом не сядет
Со всеми Бушами он в ряд.
Удар меня пусть снова хватит,
Вот же, Цзэдун, китайский гад.
Их под две тыщи миллионов,
От них должны быть мужики,
Религиозные каноны
Пусть соблюдают дураки.
Что вся Европа да и Штаты
Погрязли в пьянстве и грехе,
В этом питомнике разврата
Давно пора учить Чуч-хе.
Да, умный этот неврастеник,
Полухохол, полуказах,
И шустрый, как электровеник,
Лапша до пола на ушах.
Потом кричали внуки Будды,
Аллаха преданные псы,
«Татушки» спели про Иуду,
Как представители попсы.
В конце вопрос мусолил Ленин
Про нацию и чистоту.
Пока читал стихи Есенин,
Я вышел подвести черту:
«Мы с Богом здесь посовещались
О том, о сем, и я решил –
Безбожники чтоб здесь остались,
Все, кто без меры нагрешил.
Всех на соседние планеты,
Считаю, нужно отселить,
А Землю к середине лета,
Льды растопив, всю затопить.
***
Кино не будет в нашем доме,
И отменяется Конец.
Был Мишка Горбачев «на стреме»
И снова все проспал, подлец.
Медбратья, белые халаты
И разный прочий персонал
Всех разогнали по палатам,
Я до конца не дочитал.
Лежу один, слюна стекает,
Как полусгнивший мандарин.
Главврач историю читает:
«Довыступался? Сукин сын!»
