Война пришла, которую не ждали,
Точнее, кто-то сильно не хотел,
И пакт 39-го, считали,
Давал отсрочку нам от ратных дел.
«Броня крепка, и танки наши быстры»,
Мы пели, что врагу дадим отпор.
Бал правили в войсках кавалеристы,
А значит, казаки, как на подбор.
«В искусстве побеждать» наш главный – дока,
Хоть сам нарком, но в стремени нога.
«А если что, - сказал, - то раньше срока
Раздавим всех их в логове врага».
«Пусть только сунутся, - на митингах орали, -
Завалим шапками по уши, в душу мать,
И не таких мы на Руси видали,
Нам до Берлина – как рукой подать».
Война пришла в июне, спозаранку,
Готовы к ней, отточены штыки,
Как в мясорубку, бросили под танки
Обычные пехотные полки.
Зачем нам знать, виновен кто, кто правый,
Забыты распри, горе и беда,
Пусть золотом блестит орел двуглавый,
Или горит рубинами звезда.
Мне, как и всем, обидно за державу,
История страны – кровавый путь,
Всосали видно воинскую славу
Мы с молоком, впервые взявши грудь.
На битву поднималась Русь святая,
Но смерть готовилась – наточена коса,
И уходили, как в котле сгорая,
Дивизии, бригады, корпуса.
В степи дымились танки, догорая,
Пылал огнем фанерный летный полк,
У первых кто – всегда судьба такая,
Земля от крови – кумачовый шелк.
Еще в штабах считали и решали,
А кто-то мирный допивал портвейн,
На юге Киев танки окружали,
Дорогу на Москву прорвал Манштейн.
И в этом хаосе, людском столпотвореньи,
Собрав все силы, русских не понять,
Под Ельней их сорвали наступленье,
В крови чьей утопив – не разобрать.
***
Великое столпотворенье,
Мы отступали на восток,
С полка полроты с окруженья
Я вывести никак не мог.
Штаб армии, а с ним штаб фронта,
Умчались быстро вглубь страны,
И там, у края горизонта,
Нас ждут. Не верим, но должны.
И мы прорвались на рассвете,
Сумели знамя сохранить,
Мальчишки плакали, как дети,
Все кто сумел дойти, дожить.
Из батальона — восемнадцать,
От роты — только пять стволов.
Мы без наград готовы драться.
Не напасешься орденов.
***
Отдел особый – вещь особая.
Харкая кровью, подписал.
Себе готовлю крышку гроба я.
Считает гвозди трибунал.
Нас по особому приказу,
Кто с окружения живой –
Две двойки семь, в расход, и сразу
На небе ты, и Бог с тобой.
Мы все теперь враги народа
Или народные враги,
И я согласен на полгода,
Когда по роже сапоги.
«Я был готов служить Германии,
Но только сдаться не успел,
Не привлекался, не был ранее».
А то бы сразу под расстрел.
Но что-то где-то не срослось,
И приговор мне как мандат.
Не вбили в крышку один гвоздь.
Отправили «смывать» в штрафбат.
***
Комбат вернулся с штаба сильно злой,
Хоть он мужик что надо, как железный,
Весь ломан-переломанный судьбой,
Двадцать второго принял первый бой
И до сих пор пластается болезный.
Комвзводов, ротных всех к себе позвал,
Построил батальон и перед строем,
Назад дороги нет, чтоб каждый знал,
По полю минному, приказ нам зачитал –
Сегодня проведем разведку боем.
Свою клянуть не стану злую долю,
Расстрел, если не выполним приказ,
Душа устала, просится на волю,
По минами распаханному полю,
Кто в первый бой, а кто в последний раз.
Мы – штрафники, нам хрен один, где сдохнуть,
На Колыме, где дольше и страшней,
А здесь роса от солнца не просохнет,
Две пули в грудь – и не успеешь охнуть,
Когда рассвет свинцом со всех щелей.
Такая ночь! Еще пожить охота,
Бельишко чистое, начищу сапоги,
Похоже, завтра отворят ворота,
Святые встанут, как на марше рота,
А рядом строй — вчерашние враги.
Перед атакой на исходную за час,
Противный холод потом по спине,
А может, повезет мне в этот раз,
Ту сотню метров проскочу сейчас,
Где жизнь уже по бросовой цене.
Земля, крича, вставала на дыбы,
Свист пуль и крик, что заглушает страх,
По мирному здесь пять минут ходьбы,
По минам, по иронии судьбы,
Бежал на полусогнутых ногах.
Вот их окоп, стреляй, кусай и режь,
Людская кровь рекою, как вода,
И вдруг приказ – вернуться на рубеж,
А жизни, что угробленные меж,
Остались там, на поле, навсегда.
Но на войне, браток, как на войне,
Застыли павшие, а выползли живые,
Все не понять своим умишком мне,
А наблюдатели сидели в стороне
И засекли все точки огневые.
Жгут врезался в бедро, и рана ныла,
От боли слезы рвутся из-под век,
За кровь мою, что землю окропила,
Страна, за что не знаю, но простила.
В живых осталось двадцать человек.
Не приготовлены для штрафников медали,
Здесь нет вопроса: «Быть или не быть?»
А тех, кто в мясорубках выживали,
Приказом снова в пекло посылали,
Чтобы косу «костлявой» затупить.
***
Старушка дряхлая молилась,
И дым пожарищ плыл с полей,
Исчезла, будто растворилась,
Та Армия, что всех сильней.
Колонны пленных, толпы нищих,
Одна надежда на Творца,
Над разоренным токовищем
Березы плачут без конца.
И трупы, трупы вдоль дороги,
И толпы беженцев в пыли,
Как будто отвернулись боги,
А немцы к Волге шли и шли.
Последствия великой чистки
И необдуманных идей,
Все население – очистки
В стране великих лагерей.
И покатился по ГУЛАГам
Приказ – «вину кто хочет смыть».
И разрешалось бедолагам
Россию кровью окропить.
На запад шли и шли резервы,
От батальонов и до рот,
И надпись разрывала нервы,
Как рана: «Все ушли на фронт».
***
Тайга, ГУЛАГ, на вышке дремлет ВОХР,
Срывая глотку, «бычит» богомаз,
Мол, суки лагерные, кто еще не сдох,
Тот выполнит Верховного приказ.
Кто выжил здесь и годен по здоровью
(Иосиф сам бумагу подписал),
Тот искупить, если желает, кровью
Сумеет, что еще не совершал.
А после, с чистой совестью – свобода,
Все Родина забудет и простит.
Вперед шагнули все враги народа,
А у «блатных» выходит «не стоит».
Я был уже тогда в авторитете,
С пятнадцати годочков по кривой,
Две трети, что промучился на свете,
Провел здесь, «как за каменной стеной».
Я смертушке в глаза смотрел не раз,
И мне она не раз смотрела в душу,
Вот дочитает «особист» указ,
Два шага сделаю, традицию нарушу.
Мы грешные, нас, Господи, прости!
Все что мое, всегда ношу с собою,
Срока огромные – от двух до двадцати –
Один в один шагнули вслед за мною.
В «хозяина» глазах немой вопрос:
«Зачем, маячит воля у ворот?»
Затем, что где родился я и рос,
Земля родная стонет и зовет.
Да и тебе, начальник, есть работа,
Нас чуть подучат – и на самый край.
Под пули вам, конечно, неохота,
В загранотряд – сиди и наливай.
***
Ночь на судьбу накинула платок,
Цвет черный затаился в каждой клетке,
Страна – барак, и бесконечный срок
Все получили мы по «малолетке».
Рыдали души каплями смолы,
Как сухостой в чистилище сгорали,
Свои ковали сами кандалы
И сами их друг другу надевали.
Сухое русло, бывшая река,
Где штабелями, где-то просто валом
По край забито бывшими зека,
Чтоб времени на нас не тратить даром.
Но чувствую, готовят место мне,
Обидно было гибнуть ни за грош,
А там, в бою, под пулями, в огне,
И смерть быстрей, и дольше проживешь.
Под стук колес в печи горят дрова,
Смотрю в огонь – и вижу в Ад ворота,
Из песни сердце тронули слова…
А до победы так дожить охота...
***
Днепр сонно катит волны на рассвете,
Так монотонно стонут камыши,
И вот она сигнальная ракета,
Ну а теперь за упокой души.
Плоты спустили, и пошла пехота,
Сегодня я за все грехи воздам,
За полчаса сгорела наша рота,
Но все же зацепилась за плацдарм.
Снарядами земля вся наизнанку,
Я весь в крови, своей или чужой,
Хрипит комбат, расстрелянный из танка,
Четвертый час, а я еще живой.
И вот она – последняя атака,
Они пошли с судьбой наперевес,
Наш батальон с землей мешали траки
С остатками дивизии СС.
Бой затихал, умолкла канонада,
Я выл как пес от боли, подыхал,
Мальчишка, будто из Рязани, рядом
Израненный тихонечко стонал.
Что нам делить, кто виноват, кто правый?
Одна для всех проложена тропа.
И я, и этот лейтенантик бравый
Раздавлены войной, как два клопа.
Как ангелы явились санитары,
Врач все отсек, что сам не растерял,
Я вспомнил, как парнишку расстреляли,
Так стало жаль, чуть-чуть не зарыдал.
Отвоевал и искупил все кровью,
Налей безногому ты на помин души,
Тебе, Господь, я годен по здоровью,
В свой сводный полк нас с парнем запиши.
***
Мне не уснуть, такая боль – до стона,
Глаза закрою, а кругом враги,
А я в цепи штрафного батальона,
Где с моим мясом бродят сапоги.
Но лишь усну, встают перед глазами
Тайга, ГУЛАГ, пылает горизонт,
Кружится лист с забытыми словами,
Как крик души: «Мы все ушли на фронт».
Кто нас считал? Кто видел наши списки?
Жизнь стерла лица, смыла имена.
Снимите шапки, помяните близких,
Рвала чьи судьбы траками война.
