Я пропил все, что дед копил годами,
Что каторжным трудом нажил отец,
Но, может быть, теперь удача с нами,
Мне бы чуть-чуть везенья наконец.
Да, жаль, что еле-еле кончил школу,
Не изучив родного языка,
Два раза исключали за приколы,
А знанье русского чуть выше «трояка».
Почувствовал в душе своей поэта,
Я докажу всем, дайте только срок,
Нужна сегодня рифма к слову «лето»,
Пусть Муза залетит на огонек.
Она вошла и высморкалась на пол –
От наглости дар речи потерял,
Меня как будто посадили на кол,
От возмущенья даже закричал:
«Ты кто такая, как сюда вошла?»
«Ну ладно, хватит, жертва профсоюза!» -
И, снова плюнув, села у стола,
Какая жизнь – такая, б..дь, и Муза!
Давай, пиши: «Стою я у окна,
Слова, слова, в которых много грусти…»
Колотит третьи сутки с бодуна.
О, Господи! Когда ж меня отпустит?»
Достал заначку, что-то на спирту,
Не чокаясь, мы молча пригубили,
Вкус ничего, но, правда, жжет во рту,
Подумали, потом еще налили.
Бьет по мозгам, по жилам гонит кровь,
Да – спирт есть спирт, куда ему деваться,
Погодь, погодь, не надо про любовь,
Кто пить рожден – не будет раздеваться.
Обиделась, ушла, захлопнув дверь,
Мне больше жаль, что выпита заначка,
Потом пришли сосед и страшный зверь,
А с ним «02» – общественная тачка.
Ну, Муза! Отомстила, мать ее!
В СИЗО тогда я чуть не врезал дуба.
На память – ношеное нижнее белье,
И выбиты передние три зуба.