Ночь, тишина, а за стеной
Уснула ты на раскладушке,
Давно так не было со мной,
Бумага, сигареты, кружка
С холодным чаем на столе,
Окурков в пепельнице горка,
Как будто истину в золе,
Сгорев, оставила махорка.
Я все пишу, никак строка
Не может выйти на свободу,
И, одурев от табака,
Толчем мы с Музой в ступе воду.
Рифмуем вкривь, рифмуем вкось
Чужие фразы, обороты,
В надежде только на авось,
Мне надоело все до рвоты,
Ей, видно, тоже невпротык
Полночи сочинять дуэтом:
«Какой дурак, скажи, старик,
Вдруг стал считать тебя поэтом?»
И с мата перешла на крик,
Мол, бляха, не было печали,
С тебя спрос, ясно, не велик,
Четвертый час, а мы в начале.
Я ей: «Давай-ка я налью!»
- Ну что ж, помой сначала кружку
Да не шуми там, мать твою,
Не разбуди свою подружку,
Я не привыкла с бабой пить,
Да и спиртного в доме мало.
Налил? Давай теперь творить.
И точно, малость полегчало.
Пиши: мол, буря злится, кроет,
Как будто бы сошла с ума.
В Москве какая сука строит
Одни высотные дома?
И ей теперь не разгуляться,
Как раньше было, по полям,
Приходится, как шлюхе, шляться
С бомжами по сырым углам,
По тупикам, по недострою,
Где вонь в подъездах, мусор, грязь.
И воет: «Я вам все-ем у-устро-ою-ю...»
А ну-ка, старший кто здесь, слазь,
Освободи, паскуда, место
Малоэтажному жилью
И затолкай остатки треста...
Так будешь?
- Нет!
- А я налью.
- Ты что несешь, при чем здесь это?
Я о любви писать хотел!
Так издеваться над поэтом,
Весь от волнения вспотел.
- Ты про нее писать желаешь?
Да без проблем, давай начнем:
«Я Вас любил... - и Пушкин, знаешь,
Как ни крути, здесь ни при чем. -
Мой тайных грех, я так мечтаю
Святых коснуться ваших мест...»
Послушай-ка, все забываю,
Что говорила я про «трест»?
Ну и чего ты взбеленился:
И там не то, и здесь не так.
Похоже, крепко обкурился,
Орешь как в засуху ишак.
Все! Разбудил свою метелку,
Сейчас начнется, мать моя,
С меня сегодня мало толку,
Да и устала нынче я.
Ты дальше сам пиши, твори,
Поэзия - твой тяжкий крест,
Твой хлеб, точнее сухари...
Куда ж засунуть этот «трест»?
